Отчий дом. Семейная хроника - Страница 213

213

— Мы отделим церковь от государства. Всяк сверчок знай свой шесток!

— И вот тоже про войну. Мы с Григорием Миколаичем войну за грех почитаем и, коли человек спросит, не таимся. «Не убей!» — значит, и воевать грех. А тут, в Замураевке, двое из наших отказались на войну пойти, так их арестовали, избили да еще судить будут.

— Это, конечно, насилие над совестью человека! Это скоро кончится.

— Дай-то Бог! А то столько этих гонителей-мучителей, что прямо и жить не дают…

— Скоро это кончится. Отвоюем свободу слова и совести!

Приходил брат Григорий с отчетом, с грудой всяких документов, расписок, тетрадочек. Голова Павла Николаевича была полна вопросами государственной важности, а тут надо было погружаться в болото таких мелочей и дрязг, что становилось тошно. Считай копейки, читай всякую ерунду, нацарапанную безграмотной корявой мужицкой рукой! Время ли заниматься такими пустяками?

— Бросим, Гриша! Не могу. После разберемся. Я вам верю и… вообще не стоит тратить времени…

Получил от брата какие-то четыреста двадцать три рубля и восемьдесят девять копеек, положил их застенчиво в боковой карман и сказал:

— По нашим временам я и этого не ожидал…

Приезжали в Никудышевку друзья и единомышленники, всегда радостные и возбужденные, с самыми невероятными новостями, планами, надеждами, обсуждали, что лучше — конституционная монархия английского типа или республика американского с огромной властью президента?

Ведь уже запахло конституцией: министр Святополк-Мирский подал царю доклад с проектом указа о различных политических вольностях, о привлечении в Государственный совет выборных представителей от народа, о даровании полной свободы вероисповедания!..

Прежде чем ехать в «центры» для участия в политической работе, необходимо было сорганизовать все местные силы Симбирской губернии, сговориться со всеми насчет политической платформы.

Павел Николаевич, не распутавши запутанных дел хозяйства, все бросил и сперва направился в Алатырь, а оттуда в Симбирск…

Только накануне отъезда из отчего дома он с удивлением увидал, что в галерее бабушкиных предков неблагополучно: трех предков не хватает! По расследовании оказалось, что они похищены родным сыном, любимцем Павла Николаевича Петром…

— Однако! — произнес Павел Николаевич и, снявши со стены всех уцелевших, запер их в своем кабинете.

А дорогой, покачиваясь в тарантасе, думал под звон колокольчиков о Петре: талантливый шалопай! Черт его знает, в кого он уродился. Сделал тут предложение девице Тыркиной и, не женившись, поехал добровольцем на войну, а предварительно украл три портрета. Получил Георгия и ныне раненый лежит в великосветском госпитале в Петербурге и снова собирается жениться, на этот раз на сестре милосердия, дочери одного из царедворцев… Вместо честного гражданина получился типичный авантюрист! Полная неожиданность…

Павел Николаевич надолго скрылся с никудышевских горизонтов…

Политические события держали Россию в непрестанном возбуждении. Шла война на двух фронтах, внешнем и внутреннем. На первом — с явно клонившейся победой на сторону японцев, на втором — на сторону врагов самодержавия… Царь пребывал в боязливом колебании, не решаясь окончательно встать на ту или другую сторону, чтобы действовать быстро и решительно. Он не мог взвесить силы борющихся. Где правда и где сила? Душа его трепетала в смене настроений, рождаемых советами и угрозами обеих сторон.

В ноябре 1904 года он собрал совещание министров и некоторых особо приглашенных высших чиновников для рассмотрения доклада министра Святополк-Мирского с проектом указа, от которого пахло конституцией. Всего больше пугал царя в этом докладе пункт, в котором проектировались выборные люди, их участие в законодательстве. Царь пожелал выслушать по этому вопросу… развенчанного им Витте!

Это указывало на полную растерянность государя.

Витте сказал откровенно: организованное участие выборных от народа лиц в законодательстве есть несомненный шаг к конституции.

Большинство этого совещания, уклоняясь от прямого ответа, все-таки поддерживало принципы доклада Святополк-Мирского о необходимости обновления внутренней политики в сторону соглашений с общественным мнением…

Царь искренно желал всяких реформ только без конституции!

И вот нерешенный вопрос по желанию царя очутился в Комитете министров, в котором председательствовал Витте. Мало того, царь поручил ему составить проект указа о реформах. Витте составил и подал государю этот указ. Царь прочитал указ и снова заговорил о страшном пункте.

— Если, Ваше Величество, находите, что представительный образ правления для Вас неприемлем, то, конечно, неприемлем и этот пункт, но если…

— Да я никогда и ни в каком случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо считаю его вредным для вверенного мне Богом народа!

Страшный пункт был вычеркнут.

Все это происходило в присутствии великого князя Сергея Александровича, экстренно прибывшего из Москвы спасать «самодержавие, православие и народность» на помощь Победносцеву. Ведь выборные представители, восстановление какой-то попранной законности, новые законы в пользу иноверцев и сектантов, проектируемая веротерпимость — все это почиталось ими за потрясение всех устоев государства.

И вот 12 декабря 1904 года появился, наконец, царский указ о грядущих реформах без пункта о выборных от народа представителях и без упоминания об иноплеменниках.

213