Отчий дом. Семейная хроника - Страница 45

Все довольны, что есть в доме Сашенька. Все ее здесь любят: и дети, и взрослые, и прислуга. Как-то и война из-за воспитания оборвалась. Точно перемирие заключили. Впрочем, Павел Николаевич и так находился в отступлении. Хозяйственные дела заедали. Вот сейчас только ушли мужики, с которыми все еще продолжаются разговоры о постройке мирской бани. Уговорил уже однажды, согласились, а толку никакого нет. Сегодня пришли аренду внести. Один протянул деньги, а на рукаве вошь. Павел Николаевич увидал вошь и вспомнил про баню. И опять целый час разговоры. Как будто бы согласны, а все, дураки, чего-то боятся.

— Баня оно, конешно… без бани несподручно. Вот сход будет, мир свое решение даст.

— Да ведь сход был и согласились?

— Бабы мутят маленько… Малолюдно, дескать, было, не всем миром, значит.

— А мы что же? Мы не препятствуем, строй!

— Стройте сами, я дам лесу и поставлю печь. А труд ваш.

— Почему для вашей милости не потрудиться?

— Не для меня будете трудиться, а для себя. Не я, вы будете мыться!

— Правильно.

Мужики ушли. «Кажется, уговорил-таки», — думал Павел Николаевич.

А мужики после этого такой разговор вели между собою:

— И почему им охота нас в бане мыть? Своего, говорит, лесу не пожалею, печь и котел поставлю, только стройте…

— Что-нибудь не зря же.

— Гигиену, байт, надо соблюдать…

— Они вымоют, — шутил деревенский остряк. — Заместо веников розгами станут нас парить. Соскучились, что царь Ляксандра ослобонил нас.

— Баню поставим, а потом взыскивать будут. Взыщут, сколько и вся баня не стоит. Чисто вымоют!

Мужики с бабами хохотали и над барином, и над самими собой.

— Аренду сбавил. А про то не думает, сколь денег мы за нее на своем веку переплатили. Сосчитать, так и земля-то эта давно наша.

— Раньше выкупными маяли, а теперь арендой. Одно на другое и вышло.

— Царя-ослобонителя убили, а теперь нового хотят…

— Сказывают, что испугался новый-то, а то уж и манихест в кармашке держал, чтобы всю землю нам…

— И что такое? — пищала бабенка. — Быдта добрые они, зря не обижают, а все что-то в своем уме прячут, не показывают наружу.

XXI

В старомодном поместительном рессорном экипаже, запряженном тройкой сытых лошадей, обложившись подушками, чемоданами и ларцами, ехала никудышевская старая барыня в Симбирск хлопотать о дополнительной ссуде из Дворянского банка.

С Ванькой Кудряшёвым Анна Михайловна боялась ездить: гонит лошадей, не разбирая места, того и гляди — вывалит, и никак не углядишь — непременно ухитрится на остановках выпить; а тогда не разбирает ни гор, ни оврагов, свистит, как Соловей-разбойник, с ним недолго и голову сломить…

На козлах сидел любимец старой барыни, караульный мужик Никита, тот самый, который при обыске и допросах рассказал всю правду о барских разговорах. Павел Николаевич его прогнал, но спустя месяц старая барыня заступилась и уговорила сына принять Никиту на старое место. А Никита и лошадей жалеет, да и сам быстрой езды побаивается. Осторожный человек, и никогда пьяным не увидишь.

Мягко раскачивался и нырял на выбоинах экипаж с опущенным верхом, от которого пахло старой кожей и молью, и так умильно и ласково пели колокольчики под аккомпанемент бубенцов, что почти всю дорогу Анна Михайловна дремала, носясь смутными воспоминаниями в золотом веке прошлого. Чего не вспомнишь, чего не увидишь и где не побываешь долгой дорогой под ласковую воркотню колокольчиков и бубенчиков? Повидала себя девочкой, повидала папу, маму, бабушку с дедушкой, побывала в Смольном институте, повидалась со всеми учителями, классными дамами, даже со швейцаром! Была на придворном балу и протанцевала там тур вальса с наследником-цесаревичем, потом встретилась с красавцем корнетом Кудышевым и влюбилась в него, потому что он был очень похож на наследника: такие же усы и прическа… Никого нет! Все умерли!

Вздрогнув, раскрыла глаза и ненадолго возвратилась в мир настоящего.

Здесь все печально, все беспокоит и раздражает.

— Что у тебя экипаж-то скрипит, как немазаная телега?

— Мазал, ваше сиятельство, да не выходит. Старый он уж. Значит, так уж скрипеть ему полагается… Ничего, ваше сиятельство, не сделаешь. Человек, ежели старый, и тот скрипит. Тарантасу-то этому, поди, не меньше годов, чем нам с тобой вместе!..

Да, конечно: деды оставили.

И вот снова мысль убегает в золотой век прошлого…

Был тихий августовский вечер, когда окончательно покинули Анну Михайловну дорожные грезы. Открыла глаза: лошади стоят, Никита подвязывал колокольчики. На вечернем небе возносились румяно-золотистые перистые облака. На синеве небес по горизонту, словно четкий рисунок на земле, вставал силуэт родного города, тонущего в садах, над которыми вздымаются купола и кресты с детства знакомых храмов. В грустной тишине вечера гудели далекие колокола, от которых щемило сердце грустью невозвратимости…

Так давно уже Анна Михайловна не была в Симбирске!

Милый, родной, близкий, как мать, город. Она привыкла гордиться им. Да и как было не гордиться? Столько славных имен дал этот город России!

Одни имена связаны с большими историческими событиями, другие — с царским троном, иные с литературой или наукой. Отсюда вышли герои, спасшие государство от кровавого разгрома Стеньки Разина, — князь Юрий Барятинский и Иван Милославский, отсюда знаменитый первый историк государства Российского Карамзин, отсюда Тургеневы, один учитель Карамзина, другой поборник освобождения крестьян, отсюда Языковы, один знаменитый в свое время ученый, другой — знаменитый поэт, отсюда романист граф Соллогуб, изъездивший на своем «тарантасе» весь Симбирский край, отсюда родом Аксаковы, один из которых написал бессмертную «Семейную хронику», отсюда писатель Гончаров, поэт Минаев, отсюда давшие столько известных государственных людей родовитые дворяне — князья Вяземские, Трубецкие, Баратаевы, Орловы, Зубовы, Бестужевы, Анненковы. Казалось, так прочно связали эти имена родной город с русской историей, с государственным и культурным строительством русского государства, с самим троном царей Романовых. Куда же подевались все культурные дворянские гнезда, эти оазисы в пустыне непроходимой темноты и невежества населения, густо перемешанного с мордвой, чувашами и татарами? Как памятники на могилах, сохранились эти имена в некоторых названиях сел и деревень: Аксаково, Языково, Карамзинка, Баратаевка. Вместо именитых дворян в их былых гнездах сидят купцы да фабриканты-суконщики: Шихобаловы, Скурлыгины, Виноградовы, Ананькины…