Отчий дом. Семейная хроника - Страница 220

220

Деньги давали японцы, а может быть, немцы или англичане, а писали в ней русские революционеры. В госпиталях, в поездах, в обозах наши мужики-солдаты, озлобленные неудачами, полуголодные и измученные, потихоньку читали эту газету, с такими заголовками: «За что мы проливаем кровь?», «Кому нужна эта война?», «Кровавый царь», «Земля и воля народу!». И все было написано так просто и понятно, так убедительно для простого человека, не обремененного никакими познаниями.

Какая благодатная почва для сеятелей смут в умах и душах народа! Какой толчок к революции в спину народа!

Потом все эти читатели вернутся домой, разбредутся по деревням, селам и городкам необъятного царства, вернутся в разоренные или запущенные свои хозяйства и будут повторять ту правду, которую они познали из японской газеты. А слушатели будут — одни поддакивать: «Верно! Правильно», а другие, потерявшие отцов или детей, станут плакать и проклинать. Кого?.. Да всех неведомых, которые затеяли эту войну, непонятную и ненужную миролюбивому народу!

— Будь они прокляты, окаянные!

Бабий вой и причитания о погибших. Каждая слеза бабья невидимо превращается в камень за пазухой народа.

— Погодите: отольются вам наши слезы!

— Землю надо требовать… Может, царь даст после войны-то… Сколько народу погублено: заслужили уж, поди…

— Дожидайся! Царь-то за помещиков стоит. Больше как три аршина не получишь, чтобы аккурат для могилы хватило! — острит вернувшийся с войны инвалидом солдат, почитавший запретную газетку, да еще и матерное словцо бросит…

И никто его не остановит…

Где же недавний «земной бог»?..

Так в деревне, а в городе — злоба и издевательство на улицах, в трактирах и чайных, на постоялых дворах, на фабриках и заводах. Да и культурная публика в таком же настроении. Одно злорадство. После убийства великого князя Сергея Александровича по Москве носились крылатые, нарочито сочиненные по сему случаю анекдоты. Вот один из таких, радостно переходивший из уст в уста: ошарашенная разрывом бомбы уличная публика спрашивает стоящего у кремлевских ворот полицейского:

— Кого это там убили?

— Проходи, проходи! Кого надо, того и убили…

Или вот такая острота: при взрыве бомбы великого князя разнесло в куски во все стороны. Окровавленные сгустки мозга находили на стене ближайших от Кремля домов. И вот по Москве понеслось: «Князь раскинул мозгами!»

По городам происходили беспрерывные банкеты, на которых выносились резолюции с требованиями и угрозами правительству.

Государь начал сомневаться и временами бояться революции. Испугалось вдруг и правительство, и вся «опора трона». Россия кипела под огнем политических страстей, а новые неудачи на войне все подливали масла в этот огонь: 15 мая погибла последняя надежда окончить войну без особенного позора — в Цусимском бою погибла вся эскадра адмирала Рождественского…

— Долой войну и самодержавие! — неслось во всех концах России.

И ничего уже не мог сделать и генерал Трепов , превращенный царем из московского обер-полицмейстера в петербургского генерал-губернатора и товарища министра внутренних дел, а в сущности, полноправного диктатора России…

Царь принял депутацию земских и городских деятелей и терпеливо выслушал их представителя, профессора, князя Трубецкого, который уже прямо заговорил о конституции:

— Россия ждет от Вашего Величества изменения основных форм государственного порядка, в основу которого ляжет привлечение представителей народа для участия в законодательстве и управления страной…

Правда, и тут царь промолчал, но и то было уже победой, что он не назвал представителей депутации «бессмысленными мечтателями», как было в начале царствования.

Россия была уже побеждена, и президент Американской республики предложил свои услуги для установления перемирия.

Царь вспомнил о «красном министре» Витте, который советовал еще в 1898 году путем широкой реформы в крестьянском вопросе вытянуть почву из-под революции и откровенно предупреждал, что война с Японией может повести к революционным взрывам.

Ему царь поручил заключить мир с Японией, а министру Булыгину заключить наивозможно выгодный для самодержавия мир со своим народом: придумали такой парламент, чтобы выборных представителей правительство выслушивало, а поступало по-своему, не стесняясь этими разговорами…

Дума с совещательным голосом.

Быть может, лет пять тому назад такой подарок с высоты престола и был бы принят, если бы он был сделан добровольно, без долгой борьбы и жертв, но теперь народ захотел сам распоряжаться своей судьбой, а не вверять ее таким случайностям, какой была Японская война.

На манифест о парламенте с правом совещательного голоса народ ответил небывалой еще на свете всеобщей забастовкой: толстовским неделанием.

Остановилась вся жизнь в столицах, и за ними — во всех городах империи. Перестали ходить железные дороги и трамваи, перестали выходить газеты, остановились почта и телеграф, заводы и фабрики, перестали торговать, погас свет и точно иссякли источники воды… Замерла жизнь на суше и на воде… Страшная волшебная сказка!

Точно злой волшебник спрыснул Россию мертвой водой, и она заснула… погрузилась в летаргический сон…

Спящая царевна!..

Павел Николаевич переживал эту волшебную сказку в Москве, где в эти дни происходил съезд конституционно-демократической партии уже без всякого разрешения растерявшегося начальства, явочным порядком.

220