Отчий дом. Семейная хроника - Страница 218

218

— Ты это, Петя? Ведь я думал, что урядник… Что это ты?

— Можно, дядя, переночевать у вас?

— Конечно, можно… Да что случилось-то?

— Расплевался с батюшкой!

— Что такое? Ну, проходи… Запереть надо.

Лариса с отцом прикинулись спящими, но, узнавши по голосу Петра Павловича, загорелись любопытством и, слегка приодевшись, всунулись в комнату Григория:

— Батюшки! Да никак Петр Павлыч? Так и есть!

— Ночевать к нам пришел! — пояснил Григорий. — С братом что-то не поладил.

Так любопытно, что и спать расхотелось.

— Я сейчас самоварчик раздую…

— Не надо. Не беспокойтесь, Лариса!

— Такой гость, как же без самоварчика?..

Понемножку разговорились. Григорий, впрочем, больше слушал, а разговаривал старик Лугачёв и Лариса с неожиданным гостем. Обе стороны хитрили, прикидываясь простаками. Обе побаивались друг друга, понимая, что они не только чужды, а враждебны друг другу решительно во всем. Ларисе любопытно было узнать, из-за чего повздорили отец с сыном, и правда ли, что Наташа бросила законного мужа. Старику Лугачёву хотелось выпытать, как после смерти бабушки поделят землю. А Петру хотелось осторожненько выспросить, не известна ли хуторянам последняя воля бабушки и что они вообще знают о завещании старухи.

— Милые бранятся, только тешатся! — запела Лариса. — Бог даст, помиритесь с папашей. По пустякам все мы ссоримся… Гордость все наша! Папаша у вас добрый человек и правду любит. Вы ли его обидели, он ли вас, а только сыну перед отцом стерпеть надо…

— Да ведь как сказать? — начал Лугачёв, поглаживая седую бороду лопатой. — Вот земля-то огромная, а нам на ней все тесно кажется. Все никак поделить землю-то Божию не можем. А много ли человеку земли нужно? Вот мы на восьми десятинах живем и то, слава Богу, кормимся… Поди, покойница никого не обидела. Земли достаточно. Всех, поди, наградила… Из-за чего с папашей-то повздорили?

— Так, из-за пустяков. Я говорю, что продать надо имение, а отец не желает…

У Ларисы засверкали глаза и зубы:

— Правда ли, на деревне болтают, что бабушка всю землю внучке своей, Наталье Павловне, оставила? Поди, не отнимет она у нас участок-то?

Теперь сверкнули глаза у Петра:

— Бабушка, действительно, имела желание оставить имение внукам, а их трое: Наташа, я и Женька.

— Ну, а как же наш Ванька?

— Какой Ванька?

— Да сынок-то Дмитрия Николаевича? Круглым сиротой ведь остался. Неужели его обидите?

— А где он находится?

— Да вон на сундуке спит! Поди, и нашего Григория-то Николаевича бабушка не обидела? Как она в своей духовной-то отписала?

— В том-то и дело, что завещания-то… не обнаружено. Не знаете, кому она свои бумаги передала?

— Все должно быть у тети Маши. Ее спросите, она должна знать.

Опять мудро заговорил Лугачёв:

— А если покойница никакой духовной не оставила, значит, по закону делить будут. Сыновьям останется. А от них все одно: к внукам же потом отойдет. Папаша свою часть вам оставит… А что продать бы лучше господам землю-то, это вы, Петр Павлыч, правильно. Время такое для господ: куй железо, пока горячо! Сейчас, хотя и задешево, а мужики купят, а что впереди — неизвестно. Кабы ее, землю-то, можно было в карман положить да с собой унести — другой разговор, а ее в карман не положишь.

— Да и мужики ведь тоже ее в карман не положат, — хитровато улыбнувшись, заметил Петр, пряча раздражение.

— Могут. Мужики могут! По горсточке по карманам разберут. Не соберешь потом.

Тут хмуро заговорил Григорий:

— Я помещиком во всяком случае не буду. Не желаю быть. Я свою часть мужикам отдам.

Лариса сверкнула глазами на Григория:

— Прирезку взять надо? На Ванькину долю взять надо? Десятин двадцать все надо оставить, а остальное — пусть мужики берут!

— Хотелось бы мне с тетей Машей поговорить, только идти туда, в усадьбу, не хочется.

— Мы это дело наладим, — успокоила Лариса. — Попрошу ее к нам зайти.

На другой день пришла тетя Маша. Не любила она Петра и согласилась только ради того, чтобы помочь делу примирения сына с отцом, сама не зная еще, из-за чего они поссорились. Тема разговоров оказалось для тети Маши неожиданной и лишь сильнее вооружила ее против Петра.

— А-а, вот в чем дело! При жизни бабушку свою бегемотом и крокодилом называл, а как померла, так наследство пожалуйте! Я думала, что ты помириться с отцом хочешь. Так мне Лариса Петровна сказала. А оно вон что! Выходит, что и не отец, а опекун! Так, так… Не могу тебя порадовать. Какие были завещания, все насмарку пошли, недействительными сделались, а нового сестрица не успела сочинить. Да и то сказать: если бы и сделала, так для тебя ничего приятного от бабушкиной смерти не получилось бы. Как бы Наташа за поляка не вышла, ей бы все досталось, а теперь… по закону сыновьям Павлу да Григорию…

Петр злорадно расхохотался:

— Значит — половина мужикам, а половина — на революцию? Отменно устроила бабушка.

— Почему — на революцию?

— А чем же, по-твоему, занимается мой почтенный батюшка? На что употреблялись доходы с имения? Кто кормил и поил братцев-революционеров? Чем занимался мой дядюшка Дмитрий? Не охотился он вместе с жидами на императора Александра III? Благодетели человечества! Потомственные столбовые дворяне! Опора трона! Мы за царя и отечество кровь проливаем, а они нашим поражениям радуются вместе с жидами… С такими надо «по закону», только другому: есть такой! Государственной опекой над имуществом называется… И давно бы следовало с Никудышевкой поступить именно по этому закону…

218